9 октября 2023
Алла Вениаминовна Машенджинова (1930-2021) - московский врач-психиатр, психотерапевт, меценат, посвятившая всю свою жизнь психиатрии и пациентам. Большую часть своей трудовой жизни Алла Вениаминовна работала в Психоневрологической больнице №8 им. З. П. Соловьева (сейчас - НПЦ им. З. П. Соловьева) и в ПНД №21 (сейчас - ПНД №13) на Малой Полянке. За время работы в больнице №8 им. З. П. Соловьева, она лечила многих популярных советских артистов - Владимира Высоцкого, Владимира Басова, Олега Даля и других. Некоторые их письма, адресованные ей, представлены на выставке в Музее.
Екатерина Александровна Курилович - врач-психиатр, заведующий диспансерным отделением Психоневрологического диспансера №8 была близко знакома с Аллой Вениаминовной, и любезно поделилась с нами подробными воспоминаниями о ней.
А. В.: Расскажите, пожалуйста, про Аллу Вениаминовну, всё, что Вам кажется важным.
Е. К.: Хорошо. Только, знаете, это очень непросто. Так много всего было…
А. В.: Как Вы оказались с ней связаны? Как вы познакомились? Или вы родственники.
Е. К.: Мы очень близкие люди, это правда. Можно сказать, что и родственники. Но на самом деле мы познакомились в ПНД №21, на работе, как раз, когда Лариса Андреевна была главным врачом.
А. В.: Это в ПКБ-1?
Е. К.: Сейчас да, а тогда это был просто двадцать первый психоневрологический диспансер. Он располагался на Полянке…
Честно говоря, я просто не знаю, что говорить, что рассказывать. Боюсь, что сейчас вот начну говорить, и сразу заплачу. А плакать я не хочу… (смеется).
Ну что ж, ладно. Попробуем.
Родилась Алла Вениаминовна в 1930 году 22-го января. Мама у нее была врачом, стоматологом. Папу она помнила плохо – он погиб на фронте, когда Авешка (так мы называли ее в семье) была еще маленькая. Единственное из детских воспоминаний, которое у нее сохранилось и которым она часто со мной делилась, – это что их семья все время переезжала; то они жили в Крыму, то в Дагестане, то в Узбекистане… Переезжали они все время, потому что это были сталинские времена. И ее личная история, и история ее семьи во многом повторяет судьбы интеллигенции того времени: репрессии, война, эвакуация…
Ну так вот, она родилась в 1930 году в Дагестане, в Махачкале. Когда Алле было одиннадцать лет началась война и ее мама ушла на фронт. Она была главным врачом санитарного поезда, вывозила раненных солдат, прошла всю войну и вернулась подполковником медслужбы. Папа погиб на фронте в первые дни войны. Авешка с бабушкой и няней были в эвакуации под Ташкентом.
Алла Вениаминовна мне часто рассказывала, что дома постоянно говорили, что она должна стать врачом, однако сама она никогда особого интереса к этой профессии не испытывала. Всегда хотела быть либо актрисой, либо искусствоведом. Рано начала читать, как это бывало в семьях интеллигенции – ее же не пускали гулять на улицу. Учили иностранному языку, музыке… Впрочем, язык она так и не выучила и очень переживала по этому поводу…. Часто вспоминала, что мама ее закрыла в комнате с книгой и сказала: «Пока не дочитаешь, никуда не пойдешь!». Книга была – «Метель» А.С. Пушкина. Она мне часто ее потом цитировала – то ли уже тогда запомнила, то ли потом. (Вообще, надо сказать, она обладала практически феноменальной памятью и легко запоминала большие тексты. В свои девяносто лет она знала все наши мобильные телефоны наизусть…) Училась она в школе хорошо, была отличницей. Особенно любила историю и литературу.
После войны они с мамой переехали в Крым, мама работала стоматологом, преподавала в медуниверситете в Севастополе. Впоследствии вышла замуж. Отчим тоже был стоматолог, врач. Авешка там закончила школу, и по настоянию родителей отправилась в Москву поступать в мединститут. Поступила она во второй мединститут, тогда он был имени Сталина. Об их курсе можно рассказывать бесконечно. Это был звездный курс... Многие стали академиками, по учебникам которых учатся наши дети… и я, конечно, горжусь, что мне посчастливилось познакомиться с этими людьми: Вахтангом Немсадзе [1], Юрием Соловьевым [2], Владимиром Охотским [3] и другими. Со многими они прошли всю жизнь и встречались до последних лет – даже в этом году мне пришло приглашение на их встречу. Это грустно и очень трогательно.
Вернемся к Авеше… Они закончили институт в 1953-м, значит поступила она в 1947 г.. На первом же курсе Алла Вениаминовна завалила физику и была очень довольна: приехала домой к маме и говорит: «Мама, все, я ухожу из института, и буду поступать на искусствоведение». А мама отвечает: «Ничего страшного, все студенты что-то не сдают, ерунда. Кто двоек не получал?! Пересдашь и останешься в институте". Так у нее ничего не получилось, пришлось пересдать физику и учиться дальше.
Она была удивительным человеком – многие ее однокурсники, одногруппники, люди, с которыми она снимала комнату в Банном переулке, становились ее близкими друзьями. Уже намного позже, в девяностых годах, мы ходили туда в квартиру на улице Маши Порываевой к ее соседке, которая ей полвека назад сдавала эту комнату, когда Авеша начала учиться в институте. Так и дружили они всю жизнь.
Часто она рассказывала мне о «деле врачей», когда профессоров арестовывали прямо на лекциях… [3] Но, как она мне говорила, осознание происходившего пришло намного позже, а до ХХ съезда партии была она была, как в «шорах», такой нормальной советской – «просоветской» девушкой…
А. В.: Просоветской?
Е. К.: Просоветской такой, до Хрущева. Правда она никогда не была в коммунистической партии, а мама ее была партийная... Рассказывала мне, как с подругами была на похоронах Сталина. Там же жуткая давка была на Пушкинской, и они с ребятами в ней чуть не погибли. Забрались на крышу и попытались убежать по крыше, но крыша под ними провалилась… А потом был знаменитый ХХ съезд, когда Хрущев выступил с докладом о культе личности и с этого начиналась ее другая, диссидентская, пора (улыбается)…
Как я сказала, она закончила институт в 1953 году. Тогда была немножко другая система обучения, была субординатура, то есть на шестом курсе уже нужно было выбрать специализацию. На пятом курсе у них последним циклом преподавали психиатрию, и до этого Алла Вениаминовна думала, что, может быть, станет хирургом или же вообще бросит все и все же пойдет учиться в МГУ на искусствоведение. Она хотела закончить институт и пойти в другой, просто чтобы успокоить родителей. Однако, когда начался цикл психиатрия, как она говорила, «все встало на свои места, недаром столько училась»… Она влюбилась в эту профессию с первого взгляда, Это была доаминозиновая эра, их группу привели в острое отделение и, по ее словам, когда она увидела больных, ее сердце просто сжалось – она поняла, что тут ее место… Поэтому все четыре года после института – два года ординатуры и субординатуру – она проработала в «Соловьевке», на Шаболовке, в остром мужском отделении. К моменту окончания ординатуры она была уже врачом с опытом, потому что четыре года все-таки проработала.
Так она и осталась в «Соловьёвке» на многие годы.
Знаете, она была очень яркой. У нее был такой талант, такое чувство человека. Это очень сложно объяснить. Она могла разговорить любого, наладить контакт с кем угодно. Очень хорошо понимала людей. Вокруг нее постоянно были люди, пациенты, друзья. Многие пациенты становились близкими друзьями… К ней постоянно обращались за помощью, и она никогда не отказывала.
В те времена Шаболовка, клиника Соловьева, была такая «полублатная», там было так называемое «Кремлевское отделение». Поэтому там лечилось очень много известных людей: и представителей советской номенклатуры, и тогдашней художественной элиты – художники, поэты, музыканты.
После «Соловьевки», которая потом стала называться Клиникой неврозов, она работала в Двадцать первом ПНД, который от нее отделился. Если сейчас все присоединяется, то тогда отделялось. Там она познакомилась со многими писателями, композиторами, артистами, некоторые из них были ее пациентами, а с некоторыми она просто дружила всю жизнь. Это не какая-то тайна – многие известные люди писали и сами упоминали о ней: Высоцкий, Басов и другие. А вот Яковлев в нее был влюблен. Помните Яковлева? Ипполит из «Иронии судьбы»…
Сейчас вернусь назад. На третьем курсе Авешка собралась выйти замуж за актера Щукинского института, друга Яковлева, но тут приезжает ее мама с отчимом и говорят: «Не выходи замуж, подарим машину». А тогда машина – это, как сейчас квартира на Тверской, то есть ну очень дорого. Но она все равно вышла за него замуж.
А. В.: А почему родители были против?
Е. К.: Не знаю, потому что актер, наверное... трудно сказать. В общем, она все равно выходит замуж и переезжает из съемной квартиры в район Перловки, тогда это была деревня, около Москвы, а сейчас – ближайшее подмосковье, почти столица. Так вот. Переехали. Там живут со свекровью, пасут корову, ездят на работу в Москву... Впрочем, брак их был недолгий – мама оказалась права и вскоре они развелись. Авешка приехала в Крым к родителям и говорит: «Я развелась, хочу машину!». Но поезд ушел – машину уже никто не купил.
Вернемся к основной теме.
Итак, Алла Вениаминовна работает в «Соловьевке» и там встречает любовь всей своей жизни – Генриха Васильевича Николаева. Я думаю, это был 1968 год. Она выходит за него замуж, и они счастливо живут двадцать пять лет, пока он скоропостижно не умирает. У него была онкология, и все произошло очень стремительно… Пока же они живут вдвоем, она работает по-прежнему все там же, он врач психиатр, профессор кафедры психиатрии Второго мединститута, работает в Кащенко, сейчас Алексеевская. И живут еще с ними две таксы. Как мне говорила Алла Вениаминовна, это были ее самые счастливые годы…
А. В.: Класс.
Е. К.: Ее мама умирает в 1975-м году от лейкемии. Не знаю, что еще рассказать.
Она была, понимаете, такой абсолютно страстной натурой, очень интересующейся всем: искусством, политикой, модой. Обожала путешествовать: последний раз летала в Германию, когда ей уже исполнилось 90 лет. Просто так, погулять. Она часто мне говорила: «Катька, давай махнем куда-нибудь» – и мы махали…
Часто вспоминала, начало 1990-х. В Перестройку она была вполне счастлива, ей нравилось то, что происходит, нравились изменения, потом она любила Ельцина, любила демократов, много ездила, у нее было много друзей…
А. В.: Она сама была частью каких-то движений 1990-х годов?
Е. К.: Она не была движениях, всегда была занята психиатрией и больными. Но ведь поскольку психиатр – это врач не совсем обычный. Она мне часто говорила: "Понимаешь, нужно быть очень образованным, интересующимся человеком, потому что никогда не знаешь, куда приведет… Вот приходит пациент, мы с ним много времени знакомы, он принимает лекарство, все нормально, и я уже заканчиваю консультацию и просто так его спрашиваю, а ты куда так торопишься? На футбол? Читала, что чемпионат в Москве и Марадона приехал. А он говорит: “Да, кстати, знаете, что когда Марадона играет, то они приходят”. А кто они приходят? И он начинает рассказывать о том, как слышит “голоса” на матче, которые его зовут». А не спроси я его, не прочитай я про этот футбол – отпустила бы его и чем бы это могло кончится? Читай, следи за всем…».
Алла Вениаминовна говорила, что нужно быть образованным, знать, что сейчас в тренде, чем живут люди, чтобы лучше понимать их. И к ней тянулись очень разные люди: и молодые, и пожилые, и академики, и таксисты... Вот часто бывает, что непонятно, как раскрыть пациента, а она была мастер этого – умела через разговоры о моде, о поэзии, о литературе, о политике находить подход… Она никогда при этом никого не боялась. Может быть, потому что была очень в себе уверена как во враче…
Когда работала в «Соловьевке», в ее отделении был ординатором А. Тиганов. [4] Он был чуть моложе, но они подружились и дружили всю жизнь. И потом уже, много лет спустя после того, как он стал директором Научного центра психического здоровья, уже академиком, он всё равно часто ей звонил, советовался, говорил, мол, давай посмотрим больного, потому что она была прежде всего врачом-практиком. И Тиганов к ней приезжал, привозил больных.
Да и не только Тиганов, многие звезды психиатрии были ее друзьями и с ней советовались
А. В.: На фотографиях с ее 90-летия её поздравляют Лариса Андреевна Бурыгина и Георгий Петрович Костюк… А они?
Е. К.: Когда в 1980-х годах Двадцать первый ПНД отделился от «Соловьевки», Алла Вениаминовна перешла на работу в ПНД. Тогда его главным врачом была Сапожникова Ирина Яковлевна. [5]
И здесь нужна ремарка. Она тоже была необыкновенным врачом. Она еще работала в Берлине в ставке у Жукова, знала двенадцать языков. То есть уровень психиатров, у кого мне довелось учиться, и с кем я общалась, дорогого стоит … Не потому, что сейчас плохие. Не плохие, ни в коем случае, но их мало таких, их реально мало… Когда на полном серьёзе люди не знают кто такой Сартр [7], ну, это как-то для психиатра… Или Ясперс… [8] ну не суть. Сапожникова знала языки, была у Жукова [8] переводчицей. Абсолютно необыкновенный человек, мне тоже повезло с ней работать… А у Аллы Вениаминовны там был коллектив, который пятьдесят лет вместе проработал. И когда Ирина Яковлевна, уже очень будучи пожилым человеком, умерла, на ее место пришла Лариса Андреевна. Я думаю, что для Ларисы Андреевны это было очень тяжело, скажем так. Я могу понять её, могу представить, как прийти в коллектив, который целую жизнь вместе прожил: все знают подноготную друг друга, у кого кто родился, кто в чём был на свадьбе, кто что кушает…
А. В.: Это, как семья.
Е. К.: Да, это такая прямо семья – семья. Ларисе Андреевне было не просто, но она как-то сумела всё-таки влиться, достаточно деликатно общаясь с людьми, с уважением. Сумела сохранить традиции. Много лет ещё в ее кабинете висел портрет Ирины Яковлевны. Тогда коллектив вообще хотел, чтобы диспансер носил имя Ирины Яковлевны Сапожниковой, но не получилось.
Многие, кстати, из того диспансера сейчас, смотрю, пришли в Ганнушкина.
<...>
Е. К: У нее был свой мир. Он был такой: у нее был кабинет, рецепты, печать и пациенты. Всё.
Ее вообще на работе кроме пациентов ничего не волновало. Она лечила, как хотела, выписывала, что хотела, писала, что хотела. Она вообще жила вне всего вот этого. Тем не менее это, наверное, и продлило ее жизнь. Конечно, за каждое свое слово, за каждую рекомендацию она была готова отвечать. Она мне всегда говорила: «Историю болезни пишем для прокурора», «Пусть меня в суд вызывают! Отвечу за каждое назначение и каждую рекомендацию!». Потому что в этом был смысл ее жизни… Но дома было прямо невозможно. Начиная с четырех дня, когда она приходила, телефон не замолкал: Маша, Лена – это всё пациенты – Ивановы, Малаховы, и так далее, и так далее. Когда она умерла, пришлось по наследству всех пациентов забрать. Сейчас часть из них прикрепились к нашему ПНД, часть просто приходит, и вот с утра до вечера теперь уже я отвечаю на звонки… Но я не она, конечно. Мне не хватает её терпения, спокойствия, страстности.
Она мне говорила: «Когда я умру, то не забудь о моих пациентах».
Впрочем, пока жива была, она очень ревностно в ним относилась. Поскольку многие ее пациенты к нам в дом приходили, не дай Бог, у меня что-то кто-то спросит по лечению… Просила, чтобы, когда ее не станет, я не забывала о них не только в плане лечения: кому-то деньги дать, кому-то вещи, кого-то просто поддерживать по жизни… Вот… Не знаю, что еще рассказать.
А. В.: А вы присутствовали на ее консультациях?
Е. К.: Конечно, присутствовала. Она с утра до ночи консультировала. Говорила обо всем. Это умение старых психиатров, не сегодняшних – говорить не по шаблону, писать не по шаблону и думать не по шаблону. Ее дневники, ее истории болезни, как поэма…
Я вот, к сожалению, не нашла.
Она иногда сама напишет дневник, мне позвонит с работы, и смеется, читает: «Это я так написала? Пришла Маша в новой кофточке…». Или: «Ну, Кать, ну ты пойми, это же важно. Если у нее новая кофточка, значит депрессия на спад пошла. Значит, лечение помогает». И я сижу и думаю: «Ну да, действительно, вроде важно».
Понимаете, в психиатрии очень важно правильно описать психический статус человека. Его можно писать формально: «Выглядит опрятно, в поведении упорядочен, визуальный контакт поддерживает, смеется, конгруэнтна ситуации, эмоционально открыта, теплая, настроение ближе к ровному, острой психотической симптоматики нет, суицидальные мысли отрицает». Это формальный статус. Я могу его написать про вас, про себя, и еще много про кого… И что нам это скажет о человеке? Ничего. К сожалению, так пишет очень много врачей, иногда и я так пишу, и это неправильно и плохо. Хорошо писать – это талант. Она это делала виртуозно. То есть вот ее дневники, они действительно достойны публикаций.
А. В.: Мы могли бы теоретически опубликовать на сайте, скрыв имена.
Е. К.: Мы можем, надо найти эти истории… Ну, сейчас, наверное, это в Тринадцатом ПНД.
А.В.: В Тринадцатом ПНД?
Е. К.: Да, ведь потом Двадцать первый и Тринадцатый объединились. Можно попробовать несколько историй болезни там найти.
А. В.: Они должны храниться в архиве?
Е. К.: Наверное, в архиве должны…
А. В.: А там еще остались сотрудники, которые помнят ее?
Е. К.: Которые с ней работали? Ну, конечно, их там полно.
А. В.: Хорошо, тем проще.
Е. К.: Чисто теоретически – надо дома посмотреть, потому что много… Дома-то у нее нет их, но, может, какие-то фотографии.
А. В.: Это было бы очень здорово, мы такое любим.
Е. К.: Вообще, интересно посмотреть действительно старые дневники старых психиатров.
А. В.: Молодых психиатров так учат в университете? Таким образом вести?
Е. К.: Этому же нельзя научиться.
А. В.: Нет, я имею в виду, вот формальным образом…
Е.К.: Нет, это не потому, что их как-то не так учат. Мне кажется, учат может быть даже лучше, чем раньше. Больше информации, больше возможностей. И это хорошо, на самом деле. А вот то, что перестало хватать душевности какой-то, неординарного подхода у врачей к пациентам, это правда.
А. В.: Мне кажется, у меня был только один вопрос, который я вам хотела задать. Что бы вы хотели, чтобы люди узнали об Алле Вениаминовне прежде всего? Мне кажется, вы частично уже ответили…
Е. К.: Наверное, то, что она была прекрасным клиницистом, врачом, страстным человеком, любила людей, была необыкновенно образованной, смелой и очень свободной. Она такой была, и это ей помогало. Не боялась начальства, чиновников, никого. И всегда мне говорила: чтобы быть хорошим врачом и психиатром, нужно иметь определенный ресурс свободы. Она была свободна!
На этой прекрасной ноте можем и закончить.
Только один эпизод еще. Напоследок.
Ей удалось побывать в бытность ординатором кафедры психиатрии на даче у профессора В. А. Гиляровского на Николиной Горе [10]. Он уже не работал после «Дела врачей» 1952-1953 гг. Тогда, сидя на веранде, Василий Алексеевич расспрашивал молодежь о планах и намерениях. Все бодро отвечали: пишем, печатаемся, собираемся защищаться. Тогда он, обратившись к юной Алле, спросил: «А эта девочка что хочет?». Она встала и, умирая от стеснения, ответила: «Хочу быть просто врачом». Перед отъездом гостей хозяйка открыла бутылку вина и Гиляровский провозгласил тост: «Выпьем за просто врачей!».
«Я считаю, – говорила нам Алла, – что это – “старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил”». [11]
[1] Вахтанг Панкратович Немсадзе (1926 - 2008) родился 12 марта 1926 года в Тифлисе. В 70-х — 90-х годах XX века главный детский хирург Москвы. Является заслуженным врачом Российской Федерации, лауреатом премии им. С. Д. Терновского Российской академии медицинских наук. Автор учебника «Хирургические болезни у детей», который неоднократно переиздавался.
[2] Юрий Николаевич Соловьев - родился 17 апреля 1928 года в Костромской области. Советский и российский онколог, академик АМН СССР, академик РАН, Специалист в области экспериментальной и клинической онкоморфологии. Более 40 лет посвятил изучению патологии, диагностике и оценке эффективности лечения злокачественных опухолей костей.
[3] Охотский Владимир Павлович (1924 - 2016) родился 28 января 1924 года в Смоленске в семье учителей. Советский и российский травматолог, доктор медицинских наук, профессор, академик РАМТН, инициатор создания травматологических пунктов в Москве, главный травматолог Комитета здравоохранения города Москвы (1971 - 2001), научный руководитель отделения неотложной травматологии НИИ скорой помощи имени Н. В. Склифосовского, заслуженный деятель науки РФ.
[4] Дело врачей-вредителей - сфабрикованное советскими властями уголовное дело против группы видных советских врачей, обвиняемых в заговоре и убийстве ряда советских лидеров. Большая часть обвиняемых по этому делу были евреями.
[5] Александр Сергеевич Тиганов (1931 - 2019) - советский и российский психиатр, доктор медицинских наук, академик РАМН, заслуженный деятель науки РФ. Директор Научного центра психического здоровья РАМН с 1993 г. по март 2015 г.
[6] Сапожникова Ирина Яковлевна (1922-2004) родилась в 1922 году в семье архитектора. Врач-психиатр, организатор амбулаторной психиатрической помощи. В 1945 окончила 1-й ММИ, в 1950 – клиническую ординатуру в психиатрической клинике им. С.С.Корсакова 1-го ММИ. В 1945–47 работала в Германии, в Отделе здравоохранения Советской военной администрации. С 1954 по 1976 работала заведующей диспансерного отделения МКБ № 8 им. З.П.Соловьева. С 1976 – главный врач психоневрологического диспансера № 21 (ул. Мал. Полянка, 9).
[7] Жан-Поль Шарль Эмар Сартр (1905 - 1980) — французский философ-экзистенциалист, писатель, драматург и эссеист. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года, от которой отказался. На его творчество оказали большое влияние феноменологическая психиатрия и психоанализ.
[8] Карл Теодор Ясперс (1883 - 1969) — немецкий философ, психолог и психиатр, один из основных представителей экзистенциализма. Доктор медицины (1909) и доктор психологии, профессор в университете Гейдельберга, с 1948 г. профессор Базельского университета.
[9] Георгий Константинович Жуков (1896 - 1974) - советский полководец и государственный деятель. Маршал Советского Союза (1943), четырежды Герой Советского Союза (1939, 1944, 1945, 1956), министр обороны СССР (1955—1957). В ходе Великой Отечественной войны занимал должности начальника советского Генерального штаба, командующего фронтом, члена Ставки Верховного Главнокомандования, Заместителя Верховного Главнокомандующего Вооружёнными Силами СССР.
[10] Василий Алексеевич Гиляровский (1876 - 1959) - русский и советский психиатр, академик АМН СССР. Дал патологоанатомическую характеристику ряду психических заболеваний. Один из создателей профилактического направления в психиатрии, разработал метод электросна и др.
[11] Цитата из романа в стихах «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. Означает символическую передачу традиции от писателя (ученого, художника и т. д.) старшего поколения его молодому коллеге.